elenovich.lol

I стих до н.с.

Это видно невооружённым глазом.
Мы так злы, потому что, если по образу и подобию,
И если Ты бриллиант, а гнев твой – всегда надгробие,
То у нас есть для тебя ответ. Приступ бешенства в алмазах,
Приступ бешенства
Исподлобья.

I. И если
скрутило душу, как будто прачка
Середины пятнадцатого века взяла
За один конец, за второй, испачканный,
В ледяную воду рукой ввела, морщины, да вены когда
Её узловатые и частички кожи соприкоснулись
С тканью, на расстоянии вселенной, молекулы, атомы — латами*
Сплелись друг с другом; Улиц
Проём, когда расшатанный
Подгонял ветер напрямик вдоль расщелин,
Между мельчайшими узорами, с матами,
Словно гончие русские щемит – и по просторам необъятной, и по-простому: между входов в пещеры.
Когда душу вот так сжимает – тогда и просят прощения.
*Будто на поле битвы, а точнее после оной, посреди кровавого месива,
Будет ли что-то интенсивней, окроме
Массива печали; весь его
Пыл, гонор, даже гордые речи весело — не имеют значений,
Теперь,
Когда, наконец, отплыл тот корабль по воле течений, что как бы дают понять
И мне, и ему, и тебе,
Дорогой читатель: послесловие всяко и всюду горше
Уможивительных увлечений. Ни мечей, ни
Щитов не хватит для защиты, атак, в горнах воздуха столько нет
И не будет и так. Когда ничейный
Из ниоткуда взявшийся, но приобретённый
Гортанный крик разорвёт и небо, и того, кто создал это небо; и сплетённый
Вой, созданный
Мрачно в середине груди —
Его эхо не дано нам догнать, поди найди...

II. Между колонок непосед, из старых, чужих газет, их посев
Продолжает взбираться, пусть даже и поседев, пугает он старых дев – да и рад таким радеть,
Рад стараться.
И вычурно, пусть темно, он вычленит всех, тюрьмой
Напугает, неразумных, будто бес он.
Я буду пока стеной,
Я буду рогатиной –
Ведь шансы равны только с весом.

III. Я думаю, что перст нашей судьбы уготованной –
Результат совершенного юбицумэ над богом –
Мне легко представляется боле: он не так одинок, сколько
В сводах правил своих мафиоз не такой уж подкованный.

Может подтиснул что, например, наше сердце, чувства, печали –
Человек ведь единственный, кто знает про свою смерть.
Трудно верить, что это у кого-нибудь не украли.
Вот и пришлось отрезать палец; или вот Твердь
Саму и стащил, моря — так те тоже плохо лежали... Не считать же кражей?
А что до морщин, слушай, кум, да кто их считает, и считает ли вообще
Вещами? Ну, да не важно.

IV. Традиционно,
В этом году, ветер пихает, будто ревнивый муж,
Настойчиво деревья под локоть.

Пинаясь, плюясь на ходу, черпнул ртом воду из луж – мокнуть
Оставил зазевавшихся птиц, пропустивших
Рейс в свою
Любимую Южную Европу,
Облюбовавших насест (в формате блиц,
Конечно),
Осознают с лёгкой икотой — их жизнь теперь
Палимпсест. Ну. Как говоритс,
Хоть что-то должно быть вечно.
Хотя бы ради кого-то.

Наследники зимнего первопрестолья
Покамест не торопятся что-то обживать
Или принимать корону – и их в этом легко понять: история
Их весенней жизни в тех широтах ярка и кратка, словно божественное лоно.
Позволяет себе быть бунтаркой слегка, меж двух ужасающе
Ярких ночей.
Поэтому бегают, требуют: "Осаль ещё!",
Раскрыв пошире потенциал очей – не сдержишь ничем.

Лет эдак пятьдесят назад, или сто, когда было так грустно, что аж смешно,
Он может и облюбовал бы себе небольшой островок посреди леса, ну или залысину гор какую.

С кресла упал бы пару раз
В небольшом охотничьем домике, смакуя
Обеденный перерыв – он закончил бы лаз
К двенадцати, в четыре бы уже проснулся,
Отдохнувший, бодрый. Ему бы улыбнулась туя,
Ласково гладившая уже пару часов оконце — растёт слишком близко. "Растёт слишком быстро,
Постаралось солнце", — мелькнуло бы в его голове, но тут же
дымкой умчалось, ведь дела,
Дела,
Дела. Как-то пока не мечталось горцу.

Пышным бантом украшенный кадиллак,
Повидавший на своём веку пару свадеб, теперь скрывал
За своей тенью потресканный лак на заборе – "Будь он неладен", забурчит в голове у мужчины
Голосок
И продолжит: "Интересно, как там у неё дела? Поют ли синицы посреди осок?
Хотя.. Да, к чему ей другие птицы?.."
Может, если тогда ещё успел бы извиниться, то всё было бы и хорошо, да только
*Будто на поле битвы, а точнее когда всё прошло, гул затих и последние слёзы застыли –
К чему уже "извините", "простите" и прочие ухищрения? Были да сплыли.
Так что, отгоняя чушь и безусловную ерунду от себя, а заодно и надоедливую мошкару,
Мужчина принялся дальше готовиться: скоро будет темно, осталось переждать жару.

V. Вот так он и переждал бы, лет пятьдесят назад или сто,
Когда было так грустно, что аж смешно.
Но зачем думать об этом, пока видно этот чёртов гриб?
О глупом мечтать грешно.
Так что пополз он обратно,
Укрываться фанерным листом.
Подумалось: "Интересно, разве мы могли б.."

VI. Стре‌льнула метель. Десятки крупиц снежинок, как гильзы, отлетели от фонаря,
В поисках смысла, или скорее даже в поисках самих себя.
Вся та канитель, что была и в прошлом, и в позапрошлом, как будто
Накинула пальто, быстро надела туфли на каблуках и смылась,
Ссылаясь на высокую занятость, график – наврала круто: сверху столько лапши,
Сколько не снилось.

Он лениво водил единственным указательным
По замызганной карте с причудливым
Видом островов, вершин, неизвестных планет.
Если бы кто и взглянул внимательно, мигом
Бы смекнул: её рисовал сумасшедший! Нет!
Два сумасшедших! А то и вовсе целый дурдом
Принимал участие в таком деле дурном.
Потому как на карте той переплетались и люди, и звери,
И невозможные места, которых никак не сыскать. Сверив
По ней свой разум, можно вдруг обнаружить,
Что ты невозможен, и мир невозможен.
Такой мир надо разрушить!

В общем, карта была чудна, но Он прикидывал:
Как бы так почудней
Продать свой последний палец –
Судеб интересных много, ранец
Стал бы только с этим полней,
Если что-нибудь снова стащить, как в детстве, с куста ракита –

Пару будущих розог своим детям,
Неразумным проектам, макетам;
Весь правый угол карты взглядом окидан. Что ж, то был последний.
Он печально вздохнул.
– Илай, подойди ко мне.
(Может быть, он рассудит, как наследник.)
Мужчина встал с инвалидного кресла и подошёл.
– Вот смотри, Илай, среди всех полей,
Где теряется счёт
Цветам, таких чисел не знаю и я,
Честно. Нашёл ты, допустим, самый главный из них, на заре
Весь лик
его падает в душу
Гармонией, архитектура его – Назарет.
В нём будто бы сама суть и сути честь, чести ставни.
Сорвал бы лучше или оставил как есть?

– Не знаю, Боже. Ты же меня оставил.